Краткое содержание: разгромная критика существующего перевода “Отче наш” на вэньянь и новый перевод этой молитвы.

Благодаря @oleg_dkd в телеграмме, который разместил ссылку на Marsh’s Library Exhibits, я увидел скан страницы из книги Benjamin Motte, The Lord’s Prayer in above a hundred languages, versions, and characters. Oratio Dominica … plus centum linguis, versionibus, aut characteribus reddita & expressa (London, 1700). В ней, как видно из названия, приводятся тексты молитвы “Отче наш” на разных языках, а конкретно на этой — на китайском.

Для переписчика XVII века, который явно видел иероглифы первый раз в жизни, работа сделана хорошо — почти все иероглифы можно легко распознать, а их крайняя корявость даже мила и может послужить вдохновением для создания современного шрифта.

Что же касается текста, то вот его транскрипция и она наводит на интересные вопросы.

主經
在天我等父者我等願爾名成聖 爾國臨格爾旨承行於地如於天焉我等望 爾今日與我我日用糧 而免我債如我亦減負我債者 又不我許陷於誘惑 乃救我於凶惡 國能福是爾於無窮世之世亞孟

На всякий случай, вот как молитва выглядит на русском языке в синодальном переводе:

Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
— (Мф. 6:9—13)

На китайских христианских сайтах эта молитва приводится в очень схожем виде: буквально пара иероглифов иные и нет последней фразы, потому что она из Евангелия от Матфея и ее нет в Евангелии от Луки. В любом случае, о ней позже. И к молитве идет подпись, что она написана на вэньяне — литературном языке.

На самом деле, это не вэньянь, а весьма неудачная, на мой взгляд, попытка буквального перевода латинского текста. Причем, главной проблемой видится то, что переводчики так и не определились, на какой язык они переводят. На классический литературный вэньянь — отсюда чудом затесавшиеся частицы 者 и 焉, и почти высокий штиль оборота 無窮世之世 (во веки веков), и некоторые элементы грамматики. Или все-таки на живой язык улицы — отсюда простонародное 我等, предельно плоский стиль, отсутствие пунктуационных маркеров и, главное, довольно топорная, но может быть отражавшая ходивший там и тогда разговорный язык, грамматика.

Обычно, если где-либо решают указать автора этого перевода, то пишут, что он сделан Маттео Риччи с помощью Сюй Гуан-ци (徐光啓). Однако, у меня есть большие сомнения по этому поводу. Дело в том, что простое ознакомление с текстами, которые писал Риччи на вэньяне, показывает разительно более высокое владение языком и стилем, чем то, что мы видим в этом тексте. Что уж говорить про Сюя, который был очень образованным человеком и настолько топорный текст, скорее всего, не смог бы написать, даже если бы захотел. Кроме того, нигде в описании работ Риччи я не нашел упоминания о том, что он переводил эту молитву.

Но, в любом случае, так как молитва эта уже приводится в книге 1700 года, ее могли перевести на китайский язык только иезуиты. Будет не лишним напомнить, что в XVI и XVII веках еще никто Новый Завет на китайский не переводил, потому что это просто напросто не было приоритетом в процессе конвертации китайцев в христианскую веру. И вообще, самый первый перевод Нового Завета на вэньянь был сделан архимандритом Гурием (Карповым) с православной версии Библии к 1863 году. К тексту “Отче наш” в переводе архимандрита Гурия также вернемся позже.

Глядя же на перевод, который вынесен в начало текста, кажется логичным предположить, что иезуиты стремились к тому, чтобы их понимала малограмотная или вовсе неграмотная улица. Но, с другой стороны, мы знаем, что именно образованная публика была их целевой аудиторией, потому что позволяло быстрее нарастить критическую массу. В итоге, по моему мнению, из главной молитвы получился некий франкенштейн, который наверняка казался диким для образованных китайцев. Впрочем, первую порцию подобного шока они получили еще с десяток веков назад, когда на китайский язык стали переводить буддийские тексты. И я не уверен, насколько эта молитва воспринималась на слух впервые услышавшими ее — даже не столько из-за ее сложности, а просто потому, что во многом это был буквальный перевод, использующий обороты и концепции, непонятные китайцам.

Именно потому, что эта молитва явно нуждалась в предварительном разъяснении прежде, чем новообращенный мог ее учить наизусть, непонятно для чего ее надо было делать столь некрасивой. Ведь более элегантный текст учился бы лучше. И при это речь не идет о том, что надо было значительно отходить от оригинала — надо было сделать всего лишь хороший перевод.

Однако, по той или иной причине, этот перевод стал почти каноническим и на нем основано большое количество более поздних переводов — видимо, даже лучше владевшие китайским языком последователи приходили к умозаключению, что выгоднее не менять текст радикально, так как основная масса верующих к нему уже привыкла.

Чтобы не быть голословным в своих претензиях, приведу те моменты, которые вызывают у меня больше всего вопросов.

Начнем с названия: 主經 — “Канон Господа”. Тут явно упущено 天, но это скорее вопросы к копиисту именно этой книги. Что касается использования 經 — “канон” для столь короткого текста, наверное это еще можно принять, так как не очень длинные буддийские сутры тоже переводились этим словом. Но все-таки, это молитва, а не учение, и явно можно было найти слово более точно описывающее этот текст.

在天我等父者 — пусть мы можем поспорить о самой концепции “на небе отец наш”, это работа священника объяснить подобное. И если 父者 мы видим во многих старых текстах, хотя и больше с оттенком “тот отец, некий отец”, то употребление такой классической формы с простонародным 我等 “мы” выглядит странно. Кстати, если посмотреть все сочинения от Маттео Риччи и Сюй Гуан-ци, которые есть на https://www.wikisource.org, то можно увидеть, что 我等 не встречается ни разу! Сразу для тех, кто будет проверять: в “Трактате о Дружбе” во фразе 與仇人無所害我等焉 иероглиф 等 означает “равно, так же как и” и не относится к 我. Можно, конечно, сказать, что 者 здесь выступает не как служебное слово по отношению к 父, а как оформление паузы, как пунктуационный знак. Это было бы странно, потому что во всем тексте есть только 父者 и 債者 — оба явно используют 者 как суффикс активно действующего лица.

我等願爾名成聖 — все-таки, для китайцев того времени выражение “мы желаем, что имя твое стало мудрым” должно было быть странным. Для тех, кто не знал о христианстве просто по грамматическим причинам — могли стать мудрыми люди, а не имена. А у знающих учение должен был возникнуть вопрос: каким это образом превращение имени Всемогущего Господа в нечто святое зависит от наших желаний?

爾國臨格 — любопытно, но похоже, что 格 это описка переводчика/переписчика, которая увековечилась уже на без малого 500 лет. Скорее всего, вместо не имеющего тут смысла 格 (рама, клетка, тип, правила), должен был стоять 佫 (приходить). Но, что имеем, то и передаем из поколения в поколение. 臨格, при этом, в значении “приходить” используется только в христианском контексте.

爾旨承行於地如於天焉 — очень странное использование 焉. Когда эта частица ставится в конце предложения, она обозначает/подчеркивает либо место, либо область действия, либо объект действия, либо субъект действия. В любом случае, это аналог “там, туда, ему/тому, из-за него/того, этот/тот”. Например, в знаменитой фразе 三人行必有我師焉, частица 焉 указывает, что 我師 будет среди 三人. То есть, “три человека идут, обязательно есть мой учитель там/среди них”. В данном же случае, 焉 стоит сразу после 天 — и определяет именно его, создавая тавтологию, которая еще и грамматически выглядит некрасиво: “да будет воля Твоя и на земле, как на небе там”. Если уж подчеркивать, где будет воля Господня, то именно на земле — потому что это есть стремление верующего. На небе воля Господа и так подразумевается.
В целом, возникает ощущение, что переводчик видел в текстах частицу 焉, она ему казалась маркером культурности, вот он и вставил ее слегка наобум, но куда ему показалось подходящим.

我等望 爾今日與我我日用糧 — ну, тут вообще полное ощущение, что это писал иностранец. Мало того, что 我 идет два раза, что выглядит в лучшем случае как попытка имитации исключительно разговорной речи, так еще и 日用糧 это просто калька с латыни quotidie panem — “хлеб насущный”, а точнее “хлеб на сей день”. В китайском языке не было выражения 日用糧 или похожих на него. Оно пришло именно из этой молитвы. Если посмотреть все 377 случаев, где в основном корпусе классических китайских текстов встречается выражение 日用 — “пользоваться каждый день”, то можно увидеть, что нет ни одного, имеющего отношение к концепции “каждодневное пропитание”.

而免我債如我亦減負我債者 又不我許陷於誘惑 — тут придерусь только к тому странному пункту, что сначала переводчик старательно использовал “мы/наш”, а начиная фразой выше и продолжая в этих строках, решительно перешел на единственное число “я, мне, меня”. И это при том, что в латинском тексте все время употребляется множественное число. Такое ощущение, что переводчик прозрел: “Батюшки, да в китайском же, если нет особой важности в указании на множественное число, можно пользоваться единственным! Что же я, ай-яй, зря выше ставил 等, когда одним 我 можно было обойтись”. Хотя, и к остальному можно придраться.

乃救我於凶惡 — и тут не могу отделаться от ощущения, что переводил недоучка. Ладно, оставим вопрос перевода дьявола как 凶惡, что есть более обезличенное “зло”. Это, предположим, объяснит священник. Но! С точки зрения грамматики, ведь
救我於凶惡 означает “спаси меня у (!) лукавого”. 於 в таком контексте грамматически значит либо место, в котором происходит спасение, либо — гораздо чаще — у кого просят спасти. Грамматически получается каша, в лучшем случае, мало осмысленная.

И, наконец, последняя фраза, которая есть только в Евангелии от Матфея и которая окончательно показывает, что переводил этот текст иностранец, с вэньянем знакомый, но явно не на должной высоте.
國能福是爾於無窮世之世 — грамматически тут просто полный провал. Мало того, что 國能福 “царство, возможность, счастье” есть крайне рискованный перевод для regnum et potentia et gloria — “Царство и сила и слава”, так еще и грамматически мы получаем “царство, возможность, счастье есть ты на веки вечные”, хотя сделать именно “твои” было бы очень просто — поставив 國能福 после 爾. Но и так фраза бы смотрелась очень коряво.

Отдельным интересным моментом, возвращающим нас к переписчику, выступают пробелы. В китайском тексте их не могло быть. Но, так как точки и прочие знаки пунктуации западного типа тогда еще не использовались, можно представить себе, как переписчик говорит: “Ну ладно, нет точек и нет разделения между словами, но предложения же надо как-либо отделять?” И лепит пробелы там, где он по подстрочнику нашел окончания фраз — благо с таким текстом-калькой это реально не сложно. Правда, и тут в паре мест он ошибся, но в вину переписчику мы это ставить не можем.

В итоге, претензии есть к каждой фразе и — повторюсь — мне совершенно не ясно, как именно такой перевод стал образцом, который не решались изменить даже несколько столетий спустя. А между тем, в упомянутом выше первом переводе Нового Завета на вэньянь, сделанном архимандритом Гурием, “Отче наш” выглядит весьма похоже — исправлены только самые вопиющие ошибки:

在天我等父者，我等願爾名見聖，爾國臨格，爾旨承行於地，如於天焉，我等望爾，今日予我，日用之糧，而免我債，如我亦免負我債者，又不我許陷於誘惑，乃救我於凶惡，因凡國及權能並光榮，皆係於爾於世世，阿民。

Тем, кто еще не устал от вопросов перевода “Отче наш”, рекомендую посмотреть разбор другой ранней версии от иезуитов, где я цеплялся больше к иным аспектам:
https://www.papahuhu.com/archive/201804273787/

Ну, а тем, кому и этого мало, могу показать еще фото, где молитва записана уже на современном китайском, зато с использованием местоимения 祢.

“Отче наш” на вэньяне однозначно можно улучшить. И такие попытки были, но, увы, не вошли в мейнстрим. Но об этом, если не забуду, в другой раз.

Ну и конечно же, самое радикальное напоследок. Вот как я перевел “Отче наш” на вэньянь, придав молитве форму 五言古詩:

主天人之父
四海揚聖名
萬物待上國
聖旨通天地
今日請稟糧
吾債求恕免
如我亦恕他
毋許我牽誘
滅除所邪惡
在天有上國
其勢及尊榮
世世永不絕
吾心誠所願